Отечественная поэзия на мировой литературной карте обрисовала свой совершенно особенный контур, как и некоторые другие поэтические течения в азиатских или европейских странах. Она обогащалась в своих традициях и чертах ещё со «Слова о Полку Игореве», потом от Ломоносова и Державина, далее с невиданным размахом от Пушкина, Лермонтова и Некрасова до Мандельштама, Цветаевой, Бродского и Окуджавы, чем-то своеобразным и новым наполнялась она и далее – до сей поры, когда уже романы в книгах потеснены телевизионными сериалами, а классическая музыка и поэзия – массовой культурой.

Поэты т.н. «серебряного века» отечественной литературы, давшего целую плеяду блистательных имён, вместе с тем принадлежали к самому смертоносному и жестокому столетию в человеческой истории, большинство из них по разным причинам не достигло его экватора. Если попробовать подвести некоторые символические итоги классической эпохи русскоязычной поэзии в границах последних веков, то видение фигур и личностей расставляет их в новой конфигурации, явно непривычной читателю, скажем, середины 20-го столетия.

Поэзия Бориса Леонидовича Пастернака частью отечественной критики, читающей интеллигенции ныне рассматривается в качестве совершенно исключительного для местных широт явления. Обожавший классическую музыку, но не последовавший по судьбе в качестве композитора, Пастернак сравнительно поздно по меркам изобильного на поэтические таланты своего времени обратился к сочинительству, сначала в ориентирах на футуризм. Но музыка, заключённая в его бесподобных стихах, вскоре взыграла как нечто уникальное в отечественной словесности, словно бы соединяющее чуть не античную академическую поэзию, европейский ренессанс и столь тревожную и многозначную ему современность.

Эта абсурдистская сказка о британской школьнице, побывавшей в течение своего сна в чудесной стране, известна и чрезвычайно популярна практически во всём читающем свете. Алиса, как мы узнаём из строк произведения, не вундеркинд или некий особенный ребёнок, а вполне обычная девочка. У неё семья, учёба, кошка Дина и аквариумные рыбки дома. Однако подсознание Алисы в один из дней якобы породило невероятную страну с причудливыми удивительными созданиями и неадекватным привычной действительности течением событий.

Приключения начинаются с провала и падения в некий бездонный колодец. Далее Алисе чего только не встретится: от склянок, содержимое которых изменяет размер тела и грибов того же назначения до курьёзных Шляпника с мартовским зайцем и Соней, ужасных Деликатеса с Грифоном, а затем и безумных карточных короля с королевой и их нелепыми подданными.

Под занавес бредовой череды событий, после никчёмного умопомрачительного подобия суда, царствующие особы со свитой отправляются играть в очень своеобразный крокет. Участие в нём кроме второго сквозного персонажа произведения – необычного кролика, различных слуг и карточных персонажей пытается также принять и Алиса. Шарами в игре выступают ежи, молотками – птицы фламинго, а воротами – стражники!  

Некоторым из нас  приходилось часто слышать выражение «Он славный парень!», а к иным и вовсе так обращались напрямую. Кто же такие славные парни, чем они славны? Своя трактовка этого понятия имеется у американского психотерапевта Роберта Гловера, создавшего книгу «Хватит быть славным парнем!» Из названия труда явствует, что писатель, должно быть, пренебрежительно или осудительно относится к таким индивидам. В чём же дело?

В данном исследовании Гловер настойчиво утверждает, что т.н. «славные парни» (каким и он сам некогда прежде являлся, но смог избавиться от синдрома благодаря своей концепции) не являются счастливыми и даже в истинном смысле успешными относительно карьеры. Из-за т.н. отравляющего стыда они бояться выражения своих чувств и препятствуют выражению их другими. Они лишены целостности нрава и настоящей мужественности. Внутренне убеждённые в своей искренности, они также в конечном счёте постоянно лукавы. Ради избегания конфликтов они готовы отступать до того момента, пока зачастую не оказываются припёртыми к стенке. Неприятие себя настоящего, зацикленность на каком-либо пороке или навязчивой идее; необоснованное вознесение своего партнёра в отношениях на пьедестал непогрешимости или, наоборот, поиск в качестве объекта любви ущербных женщин с проблемами, идущими из прошлого; явная недооценка себя по причине недополученного в детстве внимания и заботы; нехватка мужского воспитания и отсутствие полноценного объёмного общения с взрослыми воспитанными мужчинами – таковы некоторые аспекты в отношении объекта исследования, обсуждаемые Гловером на страницах произведения.

Роман ‘Мы’ русского автора Евгения Замятина стал отправной точкой в жанре социальных антиутопий новейшей эпохи, пророчески отразивших тенденции к несвободным по идеологическим причинам обществам в XX-ом столетии. Тоталитарная империя так называемого «Единого государства» в значительном смысле предвосхитила последующее устройство большевицкого строя, а особенно период сталинского культа.

Повествование представлено в виде конспекта и дневника, который ведёт один из нумеров (людей) государства, именуемый Д-503. В начале своего изложения он изображён ярым приверженцем правящего режима и готов ревностно восхвалять устройство единственного из ему известных миров. Верховной властью в государстве наделён т.н. Благодетель, волю которого осуществляют члены «Бюро Хранителей», являющиеся словно бы следующей иерархической ступенью. Основная масса народа, занимающая низшую  ступень, обречена пребывать в крайне ограниченном в плане личных прав и свобод положении, ведя чрезвычайно аскетичную жизнь. Нужно сразу заметить, что последователям Евгения Замятина удастся изобразить, по всей видимости, опираясь на его творение, куда более деструктивные чудовищные общества! Проживает основное население в прозрачных зданиях; супружество их определяет особенный порядок, а не свобода личного выбора; пресса карманная и напрочь пропагандистская, безопасность любого заканчивается с проявлением его неблагонадёжности в отношении Благодетеля или режима в целом.  

Волею Творца возносить и придавать силы или же наказывать и низвергать. Духовные и физические аспекты, связанные с его несчётными созданиями, в его власти – в этом должны быть твёрдо убеждены правоверные христиане.

Спаситель ещё якобы во время своего земного жертвенного пути не раз возвращал несчастным здоровье и жизненную силу, являя невиданные и ничуть непостижимые даже для теперешней неокрепшей науки чудеса. О даре Назарея излечивать и даже фактически воскрешать пострадавших могуществом Всевышнего Отца упоминается в многочисленных местах Евангелия.

Искупив затем от смерти для вечной жизни падший людской род на уровне души, Иисус к тому же должен был избавить своих чад и от законов проклятия болезней. Но человечество, к сожалению, почему-то постоянно подвержено воздействию многочисленных недугов и язв – вплоть до самых жесточайших и неизлечимых. Возможно ли такое, что телесные заболевания по словам Господа являются причиной согрешений предков и своих собственных?

Движущих общественно-историческим прогрессом фигур грубо условно можно подразделить на две категории: созидатели и тираны. В период правового и социокультурного расцвета Римской Республики на передовой её общественно-политической деятельности пока ещё оставались ревнители аристократических традиций государственного устройства.

В относительно свободных обществах талантливый юрист в суде или обсуждениях мог зачастую оказать решающее воздействие на исход процесса. Прежде Демосфен в Афинах, а позже Цицерон в Риме, прославились неподражаемой риторикой, ораторским искусством и образцовым знанием законов.

Марку Туллию Цицерону выпала роль противостоять Гаю Юлию Цезарю, дерзнувшему насадить в Риме собственную диктатуру, его сообщникам, поклонникам и последователям, приспешникам триумвирата. После прихода последнего к практически неограниченной диктаторской власти в Республике, переход к Империи и последующий закат её сделался делом времени.   

По степени ясности философской мысли и верности идеалам законности, просвещения, справедливости, Цицерона безусловно выделяют в ряд виднейших общественно-политических деятелей античности.

‘Об обязанностях. О старости. О дружбе’ — концептуальные философские трактаты великого политика и просветителя, созданные в форме диалогов с упоминанием Сципиона Африканского Младшего, Квинта Цицерона (брата Марка Туллия), Тита Помпония и других приверженцев Римской Республики.

В литературном наследии Швеции многозначность творчества Августа Стриндберга соизмерима, пожалуй, с диккенсовской в английской прозе или толстовской – в русской. Важнейшие аспекты бытия, вечные философские вопросы, беспокоившие просвещённых прогрессивных мыслителей из бездны веков, не обойдены Стриндбергом как писателем и драматургом, в серьёзной мере принадлежавшему и отвечающему своей мрачной суровой современности. 

В период наиболее полного становления творческого стиля писателя его позднекслассический, если итак можно выразиться, реализм сделался видным явлением в западноевропейской литературе начала XX-го столетия.